Глава 11  Год 2002-й и другие

 

Алексей:

2002 год наступил тихо и без особых потрясений. В начале этого года в Качульке произошло одно чрезвычайное происшествие, в котором как в зеркале отразился ряд проблем общины. Один молодой человек из приехавших в общину чуть не утопил в проруби свою жену. А дело было вот как:

Сережа был из тех, кто считал себя последователем. Приехал он сюда за несколько лет до описываемых событий из Йошкар-Олы. Был он психически неуравновешен, имел белый билет по психиатрии, так что от армии он косил вполне законно. В личном общении, правда, Сергей производил впечатление вполне адекватного человека, разве что только грубоватого. Особенно его грубость бросалось в глаза при его общении с женщинами. Его жена, с которой он начал жить в гражданском браке уже в общине, была психически больным человеком, то есть в полном смысле этого слова и состояла на учете у психиатра. Два сапога – пара, скажете вы? И я не стану с вами спорить. В общем, они действительно представляли собой весьма колоритную чету. Оля, вела себя порой весьма экспрессивно. Однажды, например, она залезла через окно в помещение сельской администрации, навалила кучу говна на стол главе администрации, и прикрыла следы своей пищеварительной деятельности российским государственным флагом, который она сняла здесь же со стены. Что она хотела тем самым сказать, так и осталось загадкой. До этого никаких диссидентских замашек у ней не наблюдалось. Посудили, порядили, да и оставили это дело. А чего с психа взять? Оля, по-видимому, очень сильно достала своего суженого, и тот решил ее воспитывать. Сначала он начал воспитывать ее кулаками. Метод воспитания, похоже, оказался не очень действенным. И Сергей решил применить более радикальное средство. Однажды мартовским утром, переезжая с женой зимником на лошади через реку, он остановил сани около полыньи, высадил Олю, поставил ее на колени и предложил молиться. Все мол, прощайся с жизнью, топить тебя буду. Свое намерение он, к счастью, воплотить в реальное действие передумал, но Оля перепугалась изрядно. Позже она рассказала об этом одной женщине, у которой она до этого некоторое время жила. Та забрала опять ее к себе, забила тревогу, рассказала об этом старосте деревни, который обязан был такие моменты регулировать.

Как вы думаете, как повел себя староста?

Здесь стоит, пожалуй, рассказать о нем самом. Итак, старосту деревни звали Витя, приехал он сюда с Украины, по профессии был он сварщиком, хорошим сварщиком, между прочим. По Витиным собственным рассказам, выходило, что раньше он был хроническим алкоголиком. Но в один прекрасный момент услышал о свершении, бросил пить и материться и начал духовно совершенствоваться. Вместе с алкоголем от него ушла и какая-то легкость в жизни, Витя стал правильным и невероятно нудным. Так рассказывала о нем его жена, которая знала его еще до принятия им идей Виссариона. Витя был типичным карьеристом от Последнего завета. Так как собственных философских мыслей в голове у него было немного, то он являлся идеальным проводником в жизнь идей Виссариона. Эдакий идейный сверхпроводник. Если добавить к этому его несокрушимую волю,  целеустремленность и неутолимую жажду власти, то становится понятным, почему именно он оставался старостой в деревне так долго. Одно время его, правда, сместили из старост за систематическое искажение официальной церковной информации, но пару лет спустя он восстановился в своих правах, поскольку других желающих подержаться за деревенский скипетр на тот момент не оказалось. Справедливости ради надо сказать, что Витя оставался вполне компанейским парнем, не смотря на свою нудность. Так что общаться с ним на темы, не связанные с последним заветом, было очень даже возможно.

 

Согласно установленным правилам, регулировать спорные ситуации, подобные той, которая возникла между Олей и Сергеем должен именно староста деревенской общины. Витина реакция оказалась на первый взгляд неожиданной. Витя отмахнулся просто от происходящего.

- Не может этого быть, и все тут. Нет проблемы! Отойдите от меня, не верю я вам!

На самом деле Витина реакция оказалась неожиданной только на первый взгляд. Такое его поведение имело ясное  идеологическое обоснование. Согласно идеологии Виссариона, человек не должен верить в плохое, а должен верить только в хорошее. Виссарион учит своих последователей смотреть на жизнь предвзято положительно. Ведь человек за тысячелетия своего развития воспитался таким образом, что он склонен видеть опасность в любой непонятной ситуации и с подозрением относиться ко всему незнакомому. Человек охотно доверяет любой отрицательной информации и с трудом – положительной. А это неправильно, это не дает ему (человеку) возможности правильно развиваться с точки зрения божественных законов. Для правильного развития человек должен приложить сознательно-волевые усилия, чтобы во всем видеть только хорошее. Виссарион посвятил немало времени в своих проповедях этому аспекту.

- Если кто-то у вас что-то сворует – пусть! Значит, ему ваша вещь больше нужна. Вы можете уточнить у него: «Брат, а не у меня ли ты взял эту вещь без спроса?», но если он будет отрицать это – вы обязаны ему верить. Выгоды духовные, которые вы при этом получите, намного превзойдут те материальные потери, которые испытаете!

 

Вот и староста не верил в плохое, а верил только в хорошее. Но тут дело касалось не какой-то кражи, речь шла об угрозе жизни человека. В воздухе запахло скандалом. Оля заперлась дома у той женщины, которая подняла тревогу. Вокруг этого дома кругами ходил Сергей, тщетно пытаясь поговорить с Олей. Та его панически боялась и билась в истерике. Староста отказывался участвовать в происходящем. В конце концов, созвали собрание, на котором стали разбираться, что и как.

На собрании состоялся спектакль достойный лучших постановок театра абсурда. Сначала Сергей все отрицал, мол, не было ничего, так попугал немного. Потом позвали Олю. Пришла она не сразу. Когда ее все-таки привели, она стала говорить, что у нее все в порядке, обсуждать ничего не надо. Женщина, у которой Оля жила, после того, как сбежала от мужа, доказывала обратное, рассказала о синяках на ее теле. Тогда Оля стала говорить, что сама виновата, мол, так мне и надо, в общем, как и полагается верующему человеку, проявила полное смирение перед реальностью и собственным мужем.

Спросили Сергея, бил он жену или нет. Тот ответил, что нет. Просто несколько раз резко дотронулся своей рукой до щеки Оли. Все на собрании немного растерялись, ведь нужно же до конца сомневаться в плохом. Раз человек говорит, что не бил значит не бил, нужно же ему доверять, как никак, учитель об этом говорит! Я это наблюдал со смешанным чувством любопытства и брезгливости. Честно говоря, хотелось дать Сергею по морде, но я сдерживался. Тут поднялся менее сдержанный парень и  спросил Сергея:

- А если я сейчас пару раз резко дотронусь своей рукой до твоего лица, как ты на это посмотришь?

- Нельзя, я же не твоя жена!

- …

- Братцы, да что вы тут переживаете, а может, никаких побоев не было,  может, это был массаж? – вступился Витя. Он усиленно пытался мыслить предвзято положительно.

- Ага, массаж! Давай я возьму табуретку и помассажирую тебя - предложила ему одна из присутствующих женщин.

Стало почти смешно. Аргумент всем показался убедительным. Я не помню точно, чем все закончилось. Сергея не побили – это точно. Оля с ним больше не жила. Заявление в милицию, кажется, написали.

На мой взгляд, в этой истории все типично. И поведение старосты, и поведение Оли, и поведение людей на собрании. Даже поведение Сергея, хотя оно и не вписывалось в русло принятой идеологии. У многих последователей в общине в силу их внутренней слабости возникает желание манипулировать другими людьми, используя те или иные идеологические трюки. Это я встречал не раз. При этом ссылаются на заповедь – умей пожертвовать меньшим ради большего или что-нибудь в этом духе. Что большее, что меньшее – каждый решает сам. Жизнь нельзя ведь четко регламентировать. И всегда есть лазейка для собственной слабости. А плохо думать о ком-то нельзя. Ведь тот же Сергей примерно за год до описываемых событий стоял перед пьяным мужиком, который колотил его головой об косяк и приговаривал: «А я тебе все равно плохо не сделаю!» Тот пьяный мужик приставал к одной женщине-последовательнице, которая по неосторожности дала ему повод претендовать на ее руку и сердце. В тот раз мне сдержаться, кстати, не удалось, да и не надо было. По отношению к этому ухажеру мне пришлось применить грубую мужскую силу, чтобы выволочь его на улицу и не пустить обратно в дом. Днем позже я, правда, слушал укоризненные высказывания из-за этого в свой адрес от последователей.

 *          *        *        *        *

Весной 2002 года у нас в Качульке произошло наводнение. Снега той зимой выпало в Саянах необычайно много. Весна стояла затяжная. Снег стал таять поздно. Первая волна паводка прошла в начале мая и вода отступила. Многие вздохнули с облегчением. Казалось, ничего экстремального в этот раз не случится. Но тут зарядили проливные дожди, которые шли непрерывно в течение трех суток. Огромные запасы снега, которые еще оставались в горах, стаяли в течение этого времени. Вода стала подниматься ночью. Медленно, но верно. Шла она неотвратимо, как рок. Все, что можно было сделать (запастись питьевой водой, поднять вещи повыше и тому подобное), было сделано. Оставалось только ждать и надеяться на лучшее. Нижняя половина деревни была затоплена. Естественно отключилось электричество. Дороги, улицы, дома до подоконников, ушли под воду. Всюду было море. Подъем воды прекратился, когда она достигла входа в наш дом. Все это было тревожно, но и интересно. По улицам плавали лодки, заборы, дрова, вещи. По нашей улице плыл чей-то сруб, который, чтобы он не уплыл в Северный Ледовитый океан, мужики привязали веревкой к дереву. Толпа людей все время стояла на берегу, люди «смотрели воду». Тем, кто в этом нуждался, была оказана помощь. Часть людей и домашний скот были эвакуированы в незатопленную часть деревни. Аналогичная картина была и в других деревнях.

 

Елена:

Мы смотрели на воду, которая поднималась медленно, но верно. А у меня возникло чувство пацанячьего восторга: приключение! Страха, что нас затопит, не было. Я ходила по двору и в голове вертелась песенка "А вот Венеция весной"... К нам заплывали лодки и вообще, вот вроде вертолеты летают, МЧС там всякая, а в деревне народу весело. Особенно верхней половине деревни. Забавно было наблюдать, как спасают скот. Понятно, что ущерб при утрате скота немалый. Люди в деревне только со скота и живут. Но даже сами хозяева спасали скот со смехом. Вот едут эти визжащие, мычащие и лающие  лодки! А коров перевозили на двух лодках. Это - особое мастерство. Нужно было синхронно грести, чтобы одна половина коровы от второй далеко не уезжала.

 

Вода и мы

 

Алексей:

А ведь точно - Венеция. Помню, я испытывал непривычное чувство - плывешь на лодке посреди улицы и в окна заглядываешь, не надо ли кого спасать. Эдакий дед Мазай с зайцами. Я вообще разные стихийные бедствия испытывал. Землятресение в горах, лавины, лесные пожары. Наводнение - самое веселое стихийное бедствие…

Когда, спустя примерно неделю, вода стала отступать, люди бросились восстанавливать свои хозяйства. Стоял конец мая, нужно было сажать огороды. Как я уже писал, в нашей деревне проживает много одиноких женщин, которые в данных условиях, безусловно, нуждались в помощи. Среди мужчин-последователей была сформирована ремонтная бригада, которая занималась восстановлением строений, заборов и т. д. Мужчин не хватало, так как несколько человек из них были в это время на Горе и не могли вернуться в деревню. Работали мы с утра и до вечера, на свое хозяйство в первые дни времени не хватало. Я заметил одну интересную вещь – в ремонтной бригаде собрались, как правило, мужчины, которые сами пострадали от наводнения. Те же, кого эта участь миновала, в основном оставались дома и планомерно сажали свои огороды. Когда я позже поделился своим наблюдением со священником Сергеем Чевалковым, тот философски заметил: «Наверное, для того чтобы мы все объединились, должно произойти землетрясение».

 

Так выглядела деревня во время наводнения

 

*          *        *        *        *

 

В декабре этого года в нашей семье опять разыгралась драма, достойная бразильского сериала. Надо сказать, что в последние годы Лена успешно ассоциировалась в политическую жизнь района. На весну 2003 года были назначены досрочные выборы губернатора Красноярского края, после смерти Александра Ивановича Лебедя. Лену пригласили участвовать в подготовке и проведения этих выборов у нас в деревне. В своем письме родителям я упомянул об этом, употребив фразу, которая могла быть истолкована двояко. Я написал примерно следующее: «Лена участвует в политической жизни района. Сам я серьезно к этому не отношусь, но пусть Лена  занимается». Серьезно я не относился к политической жизни, поскольку был сектантом, а сектанты, как известно люди аполитичные. Недописанное письмо случайно попалось на глаза Лены, и лена прочитала эту фразу. После этого вечером она вызвала меня на разговор.

- скажи, как ты относишься к моей нынешней деятельности?

- нормально отношусь, с пониманием. Я вижу, что тебе это важно.

- а для тебя это важно?

- конечно важно, ты же моя жена!

- ты меня обманываешь! Я случайно прочитала в твоем письме, о том, что ты не воспринимаешь это серьезно!

Я начинаю тихо «нагреваться».

- Ну ты, мать, даешь! Во-первых, несерьезно я отношусь к политике, а не к твоему участию в ней. А во-вторых, это все мне напоминает телевизионные интриги. Ты тайком читаешь мои письма, устраиваешь мне допрос, и на основании неправильно понятой моей фразы еще и обвиняешь меня во лжи!

Лена начала оправдываться, что письмо попалось ей на глаза случайно, но я уже был очень зол. Я сказал ей:

- Я вижу, до какой степени ты мне не доверяешь. Я не могу жить под одной крышей с человеком, который так ко мне относится!

И хлопнув дверью, ушел из дома жить в мастерскую. Благо, мне было не привыкать. Сережа Скворцов с пониманием отнесся к моему уходу - очередная ссылка Леши, на этот раз добровольная. Но когда, через несколько дней, я остыл и решил идти домой мириться, Сережа очень обрадовался. Перед этим я почти не спал ночь, думал, как жить дальше. И тут меня осенило! Я понял, что все наши ссоры не стоят ломаного гроша. Утром я пришел домой и извинился перед Леной. Мы сидели за кухонным столом и ревели, благо дети были в школе, и нас никто не видел. Лично у меня как гора с плеч упала.

  

*          *        *        *        *

 

Елена:

2002 и последующие  годы для меня были отмечены перенесением всего внимания на трудовую деятельность. Прежде всего – я начала постепенно утверждаться как хореограф районного масштаба. Работа с детьми захватила меня целиком. Совершенно новое качество и ощущение себя. Танцы всегда для меня очень много значили. Я могла выразить в танце все свои состояния. Теперь мне предстояло передать хотя бы часть удовольствия от танца ребятишкам. Нельзя сказать, что все было просто. Но постепенно приходили и опыт и уверенность. Особенно на конкурсных выступлениях я чувствовала, что что-то могу.
Попутно я стала художественным руководителем сельского дома культуры. Круг творческих задач расширился. Ребятишки в селе не избалованы обилием студий и секций для проведения досуга. Нашлось немало людей-энтузиастов, кто стал работать. Клуб наполнился детьми. В нашем селе заработало 13 детских творческих и спортивных объединений. Эти объединения работали как в школе, так и в доме культуры. Нельзя сказать, что обилие студий было только моей заслугой, но поиск новых людей, которые что-то могут дать детям, убеждение их в необходимости такой работы, предоставление им места для работы – это все входило в круг моих обязанностей и мне это нравилось.
Постепенно наш сельский дом культуры из захолустного превратился в один из лучших в районе. Наша команда – библиотекарь, директор клуба, я, завуч школы собрали активных людей и начали готовить много различных программ, от игровых и развивающих до образовательных и просветительских.

Работа настолько требовала полной отдачи, что писать уже не получалось. Стихи ушли куда-то вглубь. Я шутила, что все мое чувство ритма перекочевало с языка в ноги.
Жизнь общинников меня уже практически не касалась. Собственный источник дохода позволил мне чувствовать себя более независимой и самодостаточной. Зарплата хоть и была небольшой, давала свободу маневра. Мы стали как-то сводить концы с концами. А удовлетворение от работы перекрывало все неприятности дома. На какое-то время дом меня перестал интересовать. Я почувствовала возвращение вкуса жизни, мне захотелось снова учиться, и эта мысль долго не давала покоя.

 Дочь заканчивала одиннадцатый класс. Выпускной вечер, переезд и расставание с нею надолго. Я впервые заплакала на вокзале, когда она уехала. До этого ничей отъезд меня так близко не касался. Дома остались мальчишки, кошки и собаки. И мы с Алексеем. Проблем меньше не стало. Но мы устали ими заниматься, поскольку мировоззренческие споры бесконечны и разрешения не имеют. Наши отношения перешли в плоскость чисто бытового сотрудничества. Нельзя сказать, что это нам нравилось. Но пока иного способа сосуществовать мы не видели.

Меня откровенно смешили пугалки о комете, тетушки с фобиями уезжали из нашей деревни в деревню за сорок километров - как будто перемещение на сорок километров в какую-либо сторону убережет тебя от глобальной гибели, уж если речь идет о столкновении планеты с небесным телом.

В осень 2002 года я стала видеть проблемы детей последователей. Поскольку детей привезли из городов, где им были привиты вкус и желание заниматься где-либо, то и основной контингент наших студий по началу составили они. Ребята из сельских семей пришли к нам немного позже.

У ребят из семей последователей меня насторожило общее состояние тревоги и стресса. Им не нравилась эта жизнь, которую им предложили вместо привычной мамы и папы. Занимаясь у меня, ребята, видя во мне союзника, выкладывали свои семейные проблемы. И оказывалось, что в семьях последователей царит диктат и абсолютное пренебрежение правами детей. Я пробовала говорить с родителями этих детей, но опять натыкалась на стену. Однажды я выложила Алексею все свои опасения и претензии по детям, и он организовал собрание родителей-последователей. Я начала с того, что обозначила основные проблемы детей: недоедание, общий пониженный тонус, потерянность из-за неясности в будущем, обиды на родителей, поскольку доверительные отношения с детьми во многих семьях отсутствовали. А затем я просто зачитала последователям на собрании декларацию прав ребенка и разъяснила в каких позициях нарушаются эти права. И заявила, что официально являясь педагогом, я намерена отслеживать проблемы детей, и в случае нарушения их прав, сама готова стать инициатором создания комиссий по делам несовершеннолетних и отстаивать права детей на официальном уровне. Странно, но мое выступление на собрании возымело действие. На какое-то время. По крайней мере мой официальный статус немного заставил прислушаться, и детей перестали ограничивать в сладком, перестали нагружать непосильной работой ( в одной семье полив огорода, включавший в себя перенос около сорока ведер воды, был обязанностью ребятишек, и им не давали еды, пока они не выполнят это задание).

Забота о детях стала для нас с Алексеем общей заботой, и он тоже стал видеть проблемы ребятишек. Летом 2003 года я работала воспитателем в группе на летней площадке и обратила внимание на то, что работы, выполненные из пластилина, детьми из сельских семей имеют в основном яркие сочные летние оттенки, у детей виссарионовцев преобладали коричневый, черный и серый цвет. И сами сюжеты и фигуры носили агрессивный характер. Этими проблемами я и стала заниматься. Мне не нужно было для этого что-то специально делать. У меня росло трое сыновей. У них была куча друзей, и эта куча постоянно тусовалась у нас.

Впоследствии, у Алексея начали происходить перемены в душе. Он стал отчетливо видеть несостоятельность идеологии Торопа в вопросе самообеспечения, а поскольку мастерская, которую он создал, производила мебель для мирских людей, то и играть нужно было по правилам окружающей реальности, а не секты. Наши проблемы смягчились. Многие вопросы мы уже обсуждали вместе, и жизнь постепенно начала налаживаться. 

В 2003 году мы приняли решение уезжать домой. В Новосибирск. Оставались дела, которые необходимо было довести до конца. Острота проблемы спала, поскольку впереди замаячил выход. Я видела, что происходит с Алексеем, и добавлять проблем к его состоянию мне не хотелось. Дальше – сам. Главное – пробудилась способность сомневаться и мыслить критически.

 

Новый год в сельском клубе

 

Еще одно важное явление появилось в нашем доме: компьютер. Я очень переживала, что, вернувшись в город, окажусь аутсайдером, потому что вообще не знаю, что такое ПК. Я села за комп полным чайником. Но все программисты и сис.админы жили далеко, а я - дама гордая, и просить никого не хотела, поэтому всему училась сама. Свою первую «двоечку» я обхаживала, как мужики свою машину. Я ее могла разобрать и собрать, отформатировать, переустановить, и отладить все программы. Я «разогнала» ее до полноценного кино, и мы с мальчишками постигали азы компьютерной грамотности вместе. Мой старший сын однажды выдал мне комплимент: «Мама! С тобою так классно! Ты – как пацан!» - это когда мы шарились с ним по программам и устанавливали обеспечение на комп. Я освоила десятипальцевый метод письма. Научилась элементарным приемам работы в офисе и «word»е. Короче, я просто готовилась ехать в город.

Летом 2004 года я решила поступить в университет, и села за учебники. Само решение и как это осуществилось – отдельная история. Я приехала в Абакан с тысячей рублей  в кармане и толком еще не знала, где поселюсь. Я зашла в университет, узнала расписание экзаменов и на выходе встретила девочку, к которой планировала попроситься пожить. Проситься не пришлось, она пригласила меня практически сразу.  Я сдала экзамены, и поступила на бюджетное отделение факультета психологии ХГУ. По приезду с экзаменов я ощущала полное счастье. Я так давно хотела учиться! Я поступила вопреки всем мифам о невозможности это сделать бесплатно.

Появлялась какая-то перспектива жизни. Наверное никто, кому не доводилось прощаться с будущим, не способен так ощущать радость социализации. Я расширила круг знакомств, я сверялась с другими людьми. И вообще – это было счастье. На радостях я устроила пацанам вольницу. Стоял теплый август. И начиналась пора звездопада. Каждый вечер мы выходили с мальчишками со двора, выключали лишние источники света, и садились смотреть на звезды. Мы засиживались до часу ночи, и Илюшка даже засыпал у меня на руках. А мы никак не могли уйти спать – так было красиво. Я больше никогда не была так счастлива. В этот год для меня появилась новая перспектива и ощущение прорыва какого-то.

Поскольку в течение многих лет мне внушалась нестандартность моей позиции (в которую я не верила, конечно, но прессинг давал себя знать), мне было очень важно ощутить себя как все. Я начинала это ценить. Каких-то крупных событий в нашей жизни уже не происходило. Учеба и работа, дом и планы на переезд. Все вселяло надежду. Теперь уже можно было спокойно ждать, жизнь в доме входила в нормальное русло. Я знала, что Алексей все равно изменится, и этот процесс происходил на моих глазах.

Наше семейство в 2004-м году

 

Алексей:

Осенью 2002-го года приключилась еще одна прелюбопытная история, которая мне на многое открыла глаза. Она длилась несколько месяцев, и по накалу страстей и количеству персонажей, задействованных в ней, она ничуть не уступала лучшим телевизионным сериалам.

Хмурым сентябрьским днем мы с моим другом Сережей и с нашими детьми копали картошку. Городскому жителю, не имеющему опыта жизни в деревне сложно представить всю важность происходящего действа. Размер засаживаемых картошкой площадей измеряется десятками соток. Картошка – овощ номер один в сибирской деревне. Картошка – это сытный стол, это основной корм скота, это заработок, наконец. Виссарионовцы сажали картошки гораздо меньше, чем обычные деревенские жители, но все равно, размер огородов и в их случае поразил бы воображение городского жителя. Копали картошку всем миром, по многу дней. Часто кооперировались между собой, потому что даже перетаскать на своей спине несколько тонн картошки очень трудно.

Лето и осень в тот год выдались хмурые и ненастные. Часто шли дожди, особенно в сентябре. Поэтому копать картошку было очень сложно. Целый день ковыряешься в грязи. Спина ноет от усталости, под ногтями вечная грязь. Но когда работаешь вместе, получается не так трудно. Как-то оно веселее. С шутками, прибаутками, работали мы вместе со всеми ребятишками. Дело двигалось быстро. И вот в самый разгар такого осеннего дня нас с Сережей посетила Коринэ. Пылкость чувств к Сергею у нее к этому времени уже угасла, но отношения у нас между собой оставались дружескими, и Коринэ нет-нет да обращалась к нам за помощью. Обратилась она за помощью и в этот день…

- Сергей, мне нужна твоя помощь. Не мог бы ты срочно отвезти Корюна и Андрея отсюда на паром?

Корюн – это ее сын. Парню недавно исполнилось восемнадцать лет. Он только что приехал к матери из Нижнего Новгорода и сейчас у нее жил. Приехал он не один, а со своим приятелем Андреем. Андрей был на год младше Корюна, но уже успел отсидеть срок в колонии для малолеток.

Стали расспрашивать, что да как, Коринэ сбивчиво обрисовала ситуацию. По ее словам выходило, что Корюн стал ухаживать за одной местной девушкой, это не понравилось ее бывшему парню, и тот со своими друзьями пришел разбираться. Завязалась драка, в которой Андрей, защищая друга, поранил ножом двоих ребят.

- Сергей, так ты поможешь или нет?

Тут в разговор вступил я.

- Коринэ, ты понимаешь, что долго от милиции они бегать не смогут. Их все равно поймают!

- Я знаю. Я просто хочу, чтобы их взяли не сразу. Иначе, их просто в милиции сильно изобьют.

Сергей вопросительно посмотрел на меня. Что делать? Я еще раз обратился к Коринэ.

- Ты понимаешь, что если Сергей увезет сейчас ребят, то его тоже могут привлечь к ответственности за укрывательство?

Коринэ, игнорируя мой вопрос, в упор смотрела на Сергея.

- Понимаешь, Коринэ… - начал Сергей нерешительно.

- Все ясно – резко перебила его Коринэ. – Я как-нибудь без тебя обойдусь!

Коринэ нервно развернулась и быстро ушла.

Так начался эта почти детективная история. Корина и Андрея в милиции долго  держать не стали, так как родители пораненных парней не стали писать заявлений. Поговаривали, что за парней заступился один из сильных мира сего районного масштаба. В общем, так и закончилась бы эта история. Ну, побили бы местные парни их немного в отместку. Деревня, как-никак. Да не тут то было. 

Когда к Корюну и Андрею парни пришли на свои разборки, дело опять кончилось поножовщиной. Причем Андрей подрезал их очень ловко, почти незаметно. Раз – и у одного из парней кровь идет. Раз – у второго. Деревенские ребята к такому способу сведения счетов были не приучены. Тут было принято проще решать конфликты. Без ножей. Ну, морду набить. Ну, попинать еще - куда ни шло, да и не так, что бы очень сильно. В деревне парни жили, в общем-то, не злые. А тут такое! Один из местных хулиганов и задир даже посетил наших героев с дружеским визитом. После проведенной с ними беседы он стал отзываться о них очень уважительно.

- Ребята по понятиям живут!

А деревенские парни просто озлобились. Они стали буквально подкарауливать Корюна и Андрея на улице. Дошло до того, что те нос боялись высунуть из дома. Передвигались только огородами и в женской одежде. Просто маскарад какой-то.  Дальше - больше. В ноябре кто-то обокрал мастерскую, в которой работали мы с Сергеем. Незадолго до этого к нам туда пришли Корюн с Андреем и стали проситься на работу. Устроить их на работу не было никакой возможности, просто не было места, и мы с парнями мирно расстались. Но визит этот мне запомнился и очень не понравился. Особенно то, как вел себя Андрей. Его профессионально оценивающий взгляд. Поэтому, когда морозным утром я обнаружил выставленную на веранде мастерской раму, а внутри недосчитался несколько ручных электрических машинок для деревообработки, я сразу подумал на Андрея. Слишком профессионально было все сделано. Да и не позарились бы местные бичи на инструменты. Я бы еще понял, если бы пропала бензопила, или хомут – вещи, пользующиеся в деревне спросом…

Приехали оперативники, сняли показания, - кто что видел и уехали. О своих подозрениях я никому не говорил, только Сергею. Сергей горячо стал защищать парней. Чтобы развеять свои сомнения он даже пошел к ним в гости. Парни в разговоре с ним воспылали праведным гневом.

- дядя Сережа, да гады они все. Жаль, болеем мы, а то бы мы быстро помогли найти, кто это сделал! Дядя Сережа, Вы подождите немного, вот выздоровеем, а тогда…

Коринэ с возмущением отметала подозрения, о которых ей поведал Сергей.

- мои ребята не могли этого сделать. Да, у них есть понятия! Потому и не делали они этого!

Тянулась бы эта история еще неизвестно сколько времени. Скорее всего, ничего бы и не нашли. Но развязка наступила неожиданно быстро…

Мы были на дне рождения у Сергея. В этот вечер неожиданно сильно приморозило, и Сергей взялся отвезти нашу знакомую девушку домой, так как та была очень легко одета. Похоже, доброе дело Сергею на небесах засчитали. Засчитали ему и его терпение, когда он вернулся назад за забытыми этой женщиной ключами. А жила эта женщина как раз рядом с нашей мастерской…

Когда на следующее утро я как обычно пришел в мастерскую и увидел выставленное стекло, предчувствие у меня было очень нехорошее. Когда же я же открыл дверь и увидел аккуратно поднесенные электрические машинки к выставленному окну, я просто рассмеялся. Ни одна из них унесена не была. Их просто не успели унести. Картину произошедшего мы восстановили с Сергеем очень быстро. Злоумышленников, по-видимому, спугнул Сергей, когда накануне вечером вез соседку домой именно в ту минуту, когда те собирались выносить инструменты.

Вызвали милицию. Я сразу же сказал, кто, скорее всего, опять  посетил  нашу мастерскую. Слишком нагло все это было сделано. Сказано-сделано. Милиция сразу же поехала к ребятам и сделала обыск. Нашли все машинки, которые были украдены в прошлый раз. Парней садить не стали, взяли с них подписку о невыезде. Сергей был обескуражен таким развитием событий. Коринэ – ничуть. Она с не меньшим жаром защищала  свое чадо.

- Деньги ребятам нужны были. Уехать им надо. Уехали бы, потом деньги вернули бы.

Для меня поведение Коринэ было загадкой. Я все бы списал на слепую материнскую любовь. Если бы не одно но. Коринэ была верующей. Более того, она была фанатично верующей. Она бескомпромиссно боролась с любыми проявлениями слабости у других. А тут… Оправдание поножовщины, воровства, и при этом,  Корюн оставался для нее самым лучшим в мире…

Примерно месяц спустя еще один громкий случай спугнул сонную обыденность деревенской жизни. Корюн с Андреем рискнули зайти на деревенскую дискотеку. А парни как раз провожали своего товарища в армию. Ссориться они с гостями не хотели, а те не стали нарываться. Когда же деревенские парни вышли на улицу, в руках у Корюна оказался топор. Он подбежал сзади к одному из своих бывших обидчиков и попытался ударить его по голове. Парень успел увернуться, и удар пришелся вскользь. Корюн с Андреем убежали, а деревенские были взбешены. Они пошли к дому Коринэ и долго не могли оттуда разойтись.

На следующий день Коринэ пришла в сельсовет и стала жаловаться главе администрации на «местных хулиганов, которые не дают прохода ее детям». Я был в курсе этого происшествия, так все происходило на глазах Лены, которая работала в клубе художественным руководителем. Я сам часто ходил встречать ее после деревенских дискотек. Знал всех детей и все, что происходило между ними очень хорошо. Беседа с главой происходила при мне. Коринэ наседала на главу, а тот растерянно возражал. Он был просто обескуражен таким напором.

- Я в суд подам на Вас за бездействие! В деревне идет травля моих детей, а Вы не принимаете никаких мер!

Тут я не выдержал.

- Коринэ, а почему твои «затравленные» дети пытались зарубить человека топором?

Глава администрации удивленно посмотрел в ее сторону.

- Никого они не рубили топором. Они зашли на дискотеку, что бы попрощаться с Пашкой перед его уходом в армию, а он пытался их побить! 

- Постой, но топор то у них как оказался?

- Я попросила его домой принести от Вартана. У меня дома топора нету. Щепки нечем колоть! А ты почему негативное домысливаешь?

Спорить дальше о чем-то было бессмысленно. Я лично не собирался продолжать беседу в том же ключе. Просто противно было. Так бы и разошлись мы из сельсовета, но тут, на беду Коринэ, пришла директор клуба, которая сама все видела. Она рассказала, как все было. Коринэ быстро сменила тон. Прежнего напора у нее уже не было, правда, и смущения у нее не появилось. Коринэ уже не требовала защищать в суде ее детей, но и виновными их по-прежнему не считала. 

Не снискав успеха в своих правозащитных действиях в официальных органах, Коринэ на этом не успокоилась. Она срочно созвала собрание верующих деревни, на котором обвинила всех последователей в бездействии и попустительству хулиганов, обижающих ее верующих детей. Собравшиеся, в основном тетушки, особенно не вникали в деревенские баталии. Поэтому завести их было нетрудно. Дело чуть не дошло до обращения в Церковный Совет и в районную прокуратуру. А я сидел на собрании и думал, вступать в спор или нет, имеет это смысл или нет? – настолько нереальным мне это все казалось. Все-таки умолчать я не смог. Я стал задавать Коринэ неудобные вопросы. Коринэ просто врала в ответ и обвиняла меня в том, что я разношу по деревне  сплетни, «которые выдумывает Лена». На мои возражения, что Лена никаких сплетен не выдумывает, Коринэ эмоционально возражала с сильным армянским акцентом:

СлУшАй, то тАкая эта Лена, чего тАкого она видела?

Разговор состоялся очень жесткий. Меня обвинили в негативном домысливании и в том, что мое поведение не похоже на поведение верующего человека. Одна тетушка даже произнесла мудро-духовным тоном коронную фразу, которая мне хорошо запомнилась:

- Да что с ним разговаривать, у него и речь-то как у мирского!

Мне было и смешно и грустно одновременно. Смешно, потому что происходящее выглядело слишком сюрреалистично, чтобы отнестись к нему слишком серьезно. Грустно оттого, что я воочию увидел, как легко манипулировать людьми на собрании. Меня так и предали бы «анафеме», если бы одна из женщин, которая была в курсе событий, не высказалась в пользу моей точки зрения…

Дело на этом не закончилось. Было еще одно собрание, на котором нам было предложено написать вопрос Виссариону. Честно говоря, никакого вопроса я писать не собирался, поскольку не было его у меня, вопроса этого. Но Коринэ и тут была непреклонна. Она написала  пространную петицию, в которой описывала ситуацию весьма однобоко. Она описывала только то, что ей было выгодно. Ну, например, она пишет про первое, а потом сразу про пятое, потом про десятое. Тогда я написал про второе, третье, четвертое… Отдал свой вариант вопроса Коринэ, которая собиралась подняться с ним на Гору.

На Гору она сходила, но вопросы задавала только свои. Я так и не смог от нее добиться, зачем тогда она требовала, что бы я тоже писал. Чтобы разобраться в этом самому, даже на Гору поднялся.

В день моего прибытия туда, Володя Ведерников, который разрешал от имени Виссартона подобные спорные моменты среди верующих, как раз собирался надолго спуститься вниз. Поговорить с ним мне удалось только накоротке. Я узнал, что по мнению Володи, инцидент уже исчерпан, так как, со слов Коринэ, ребята уже осознали свои ошибки и покаялись.

- Да не исчерпан инцидент, не покаялись они вовсе!

Володя предложил тогда дождаться его возвращения. Дожидаться его я не стал и через несколько дней спустился вниз. Дома я узнал, что за время моего отсутствия  дело стремительно двинулось к развязке. «Осознавшие ошибки и раскаявшиеся» Корюн и Андрей совершили в районном центре разбойное нападение. Их быстро поймали и уже на этот раз взяли под стражу. Некоторое время спустя, состоялся первый суд, на котором рассматривалось дело о краже в моей мастерской. Я там присутствовал в качестве истца. Парни были, похоже, не очень расстроены. Вели себя развязно, судебному приставу даже пришлось на них прикрикнуть. Дали им условный срок, но было ясно, что получили они его не условно. В результате всех подвигов Корюн получил восемь лет колонии, Андрей – семь, так как был еще несовершеннолетним.

Самой большой загадкой во всей этой истории было для меня поведение Коринэ. И после всего случившегося, Корюн по-прежнему был для нее самым лучшим. После посещения колонии Коринэ рассказывала мне, как хорошо и дружно там живут зеки, какие у них там дружные отношения.

- Там у них настоящая единая семья, не то, что здесь! Я просила Корюна, сынок, можно я у тебя останусь. Он говорит, мама, ну нельзя тебе здесь быть!

При этом Коринэ по-прежнему была активно верующей и продолжала рьяно бороться с любыми проявлениями вероотступничества…

 

Одно из изделий нашей мастерской

 

Алексей:

Как я уже писал, 2003 год начался с ожиданием прилета кометы. После того, как комета не прилетела, реакция людей оказалась очень спокойной.       

Для меня это было неожиданно. Дурачить людей в течение более чем полутора лет - и ничего! Пожалуй, именно  события, связанные с зарницей, в значительной мере заставили меня задуматься о том, а что собственно здесь происходит на самом деле…

 

   В августе серьезно заболела Лена. У нее дважды подряд случился  гипертонический криз. Это была серьезная встряска. Верующим я был к этому времени весьма условно, жил в общине скорее по инерции. Но в мессианство Виссариона все еще верил. С другой стороны я понимал,  что, находясь в деревне, Лена никогда не будет удовлетворена своей жизнью. Поэтому, я дал согласие на переезд семьи в город. Лена была очень рада. С этого момента мы снова почувствовали, что сидим в одной лодке. Мы снова стали обсуждать совместные планы на будущее. Мы снова оказались вместе.

  Осенью этого года я фактически организовал в своей деревне частное предприятие по деревообработке. Мне очень хотелось довести свои производственные идеи до какого-то логического результата. Чтобы после меня что-то осталось здесь моим товарищам. Лена согласилась подождать полтора года. К тому же ей нужно было доработать педагогический стаж в местной школе.

В декабре серьезно заболел старший сын Игнат. У него было очень низкое артериальное давление. Никто не мог понять, что с ним происходит. Он пролежал в больнице на обследовании две недели. После этого Лена заявила, что будет кормить детей животным белком. Я не  стал возражать. Мои взгляды на жизнь постепенно становились мягче. В общественной жизни почти не участвовал. Разве что иногда ездил в Курагино на собрание мастеров.

Постепенно я стал подходить к изучению процессов, протекающих в общине, как исследователь. Я стал искать причины того, почему идеи, вроде бы очень красивые, лежащие в основе учения приводят к плачевным результатам. Для начала я стал исследовать, как в общине организуется производство. Я увидел, что в основе его создания лежит ряд мифов.

Основной из них – это миф о приближающихся катаклизмах, и последующих за ним субтропиках. Вне контекста этой идеи любая производственная деятельность в общине выглядит бессмысленно. Чего стоило, например, содержать на Горе три капитальные теплицы, в которых выращивались саженцы южных фруктовых деревьев! Издревле в Сибири люди жиле за счет охоты и добычи полезных ископаемых из недр Земли. Ни тот, ни другой путь для Виссарионовцев не приемлем. Что же остается? Во-первых, растениеводство. Но это может быть только подспорьем, дополнением к чему-то основному. Этим основным и должны были стать, по замыслу собственные мастерские и производства.

Люди приехали сюда строить новое общество, на чистом месте, с чистыми помыслами, с чистыми технологиями.  В связи с этим, с самого начала был взят курс на отход от технологий,  идущих от "грязной " цивилизации. Значит, не использовать тракторы, бензопилы и т.д. Этот курс по началу выглядел разумным в предположении близких катаклизмов. Но время шло, катаклизмов все не было, а психология отхода от техники все же прижилась. Это обусловило низкий уровень производительности труда и, как следствие, бедность и нищету.  Лозунг "Мы все сделаем своими руками!" выглядит беспомощно, так как ручной труд непроизводителен и дорог. При этом следует учесть, что сюда приехали люди с городской психологией, без навыка жизни на земле, без навыков реального самообеспечения. Да еще нос задрали перед местными крестьянами: «Мы вас научим жить по-новому!»

Второй миф – о бескорыстной работе мастеров и о системе безденежных отношений между ними.

На собрании Союза мастеров, его координатор Гена Васильков как-то поделился впечатлениями от разговора с красноярскими журналистами, посетившими поселение на Горе Сухая. Журналисты сказали тогда Гене:

- Вы лицемеры! Где изделия ваших мастеров, о которых вы так много говорите? Вы едите алюминиевыми ложками из металлической посуды. Вы сидите на железных стульях и по больше части носите одежду из магазина!

 

Гена вопрошал:

- А где же изделия мастеров, направленные в общину? Ведь согласно пожеланию учителя, только двадцать процентов лучших изделий должны идти в мир. Остальные должны оставаться внутри общины.

 

Помню, я возразил ему:

- В единых семьях мастерить позволено только мастерам, чьи изделия приносят доход. На эти деньги и живет единая семья. Остальные – копают погреба, ремонтируют заборы, готовят на всех дрова. Им просто не до ремесла.

   

Существует и другой аспект этой проблемы. Я имею в виду лозунг: "Мастер должен творить, не думая о цене своего изделия. Он должен не продавать, а дарить плоды своих рук. Когда все будут мастерами, все будут дарить друг другу все необходимое, исходя из зова своего сердца, тогда и наступит общество благоденствия". На деле не удалось создать даже элементарной системы натурального обмена. Потому что, как правило, в единых семьях «семеро - с ложкой, а один – с сошкой». "Ты же приехал сюда отдавать?… - отдавай!" – далее  протягивалась рука.

Пожалуй, ни в одной другой области экономических взаимоотношений не было столько лицемерия, столько диктата идеологии, сколько в области обращения денег. С самого начала было сказано: «Страна денег – это страна, над которой никогда не восходит солнце». «Продавая друг другу изделия – вы продаете себя». При этом постоянно были слышны  «просьбы» с круга старост: «требуются деньги на то, требуются деньги на это». Виссарион, используя идеологический прессинг, весьма изощренно использовал методы изъятия денег у своих последователей. При этом делалось все возможное, что бы лишить экономической самостоятельности своих последователей. Для примера можно привести принцип объединения денег в единых семьях. При этом взрослым людям приходится просить деньги на зубную пасту и мыло. Унизительней этой процедуры трудно себе представить. И все это под лозунгом большего доверия друг к другу.

Третий миф: мы будем пользоваться только теми изделиями, которые сделаем своими руками.

Именно из-за этого лозунга в первые годы существования общины наметился курс на отказ от использования любой техники. С годами идеологические ограничения стали ослабевать, сам Виссарион подал для этого пример. Он с удовольствием стал использовать в своем обиходе и снегоход, и квадроцикл, и крутой автомобиль, и компьютер (в общине до сих пор нет собственного производства автомобилей и компьютеров). В конце концов, община встала на индустриальный путь развития, по прямому указанию Виссариона в Петропавловке создается вполне рентабельное производство – «Болсиб», общинники часто ездят в города и неплохо там зарабатывают. Это, конечно, хорошо, но ради чего тогда были все предыдущие жертвы, сорванные спины, голодное существование? Ведь сам Виссарион все предыдущие годы делал все, чтобы люди не могли зарабатывать, чтобы они были голодны и зависимы. Да он и сейчас все для этого делает, если речь идет о неподконтрольных церковному совету проектах. Конечно, я понимаю, что мой вопрос звучит риторически.  

Четвертый миф – о том, что мастер не должен заботиться о своей рекламе.

Мол, к нашим мастерам и так приедут. На практике сюда ехали в основном те, кто пытался приобрести качественные изделия подешевле. Для них это был способ экономии средств. Ведь мастеру некуда деваться. Кроме приехавшего заказчика у него никто ничего не купит.

И, наконец, пятый миф -  можно создать более-менее замкнутое производство среди тайги.

На практике все приличные изделия мастеров вывозились в тот же Красноярск. Но с Горы приходилось несколько часов нести изделия, скажем гончарные, в рюкзаке, затем добрую сотню километров в грузовике до Курагино. Затем машиной или на поезде до Красноярска. Представляете, на сколько возрастает себестоимость? Фигня – война, экономические законы нам не писаны!

Система производства, создающаяся в общине, предполагает наличие крупных городов и богатых покупателей. Мастера-общинники по умолчанию предполагали, что в загнивающем от материального достатка мире толпами ходят люди с оттопыренными от денег карманами, не знающие, куда эти самые деньги потратить. И при появлении экологически чистых изделий мастеров ЗО с жадностью набросятся на них и все раскупят. Поэтому и цены можно поставить непомерно высокие. А чего стесняться, ведь мир и так скоро рухнет. Надо же от него успеть что-нибудь урвать напоследок…

 ***

Поскольку я все еще находился внутри системы по имени «община Виссариона» мне было сложно разобраться во многих вопросах. Но неудовлетворение росло. Когда я начал анализировать состояние дел с производством в общине, понял, что если ничего не менять, впереди неизбежно возникнет тупик. Когда стал разбираться с положением детей в общине, тоже выходило, мягко говоря, не очень гладко. В отличие от многих последователей, у нас в семье росло много детей и у нас дома часто тусовались их одноклассники и друзья. Мы не делили их на «местных» и «наших». Такое деление, мягко говоря, выглядело уже странным. Я пишу здесь «мы», потому что к этому времени позиция по многим вопросам у нас совпадала. Так вот, во многих вопросах мое мнение разделялось с мнением последователей, я уже не чувствовал себя их единомышленником, хотя и старался делиться своими сомнениями с окружающими. Стал писать. Многие со мной соглашались. Но дальше констатации того факта, что «учитель говорит надо вот так-то, а получается вот так-то, значит, мы его недопоняли» дело не шло. В принципе, к тому моменту в общине меня уже почти ничего не держало.

 В 2004 году в общественной жизни общины я почти не участвовал. В основном работал. Это время было наполнено различными событиями, порой очень интересными. К теме этого рассмотрения это непосредственного отношения не имеет. Окружающие люди постепенно привыкли, что мы уедем. Некоторые говорили, что это ненадолго. «Ничего, лет через пять вернется… Если успеет…» Лена занималась своими делами. Летом 2004 года она поступила в ХГУ на специальность психология. Я был очень рад за нее.

Так как я очень много времени и сил потратил на то, чтобы создать более-менее приличную (для деревенских условий) мастерскую, да к тому же к этому времени у нас сложился довольно дружный коллектив, мне хотелось довершить начатое дело до какого-то логического конца. Я рассуждал примерно так: «Да, мне удалось воплотить в жизнь те идеи, ради которых я сюда приехал, толи из-за собственной нерадивости, толи из-за несостоятельности самих этих идей, но все-таки я здесь жил, работал, стал мастером, будет правильно, если я оставлю здесь после себя для других какой-нибудь осязаемый след. Пусть это будет созданное производство. Для меня это было очень важно. Летом 2004-го года мы с Сергеем решили существенно расширить  масштабы нашей мастерской. Так как денег на развитие у нас не было, мне пришлось взять кредит в банке. Осенью стало ясно, что до весны я не успею рассчитаться с долгами, и придется задержаться еще на один год.

 Так мы и жили. Лена училась и работала, я работал в мастерской. Дети подрастали, во многом они стали прикрывать нас по хозяйству. Личные отношения налаживались, впервые за многие годы я почувствовал себя не на пороховой бочке. При этом я четко видел, что это произошло потому, что я отказался от идеологии общины Виссариона.

В конце 2005 года я уехал работать в Красноярск.  Честно говоря, не хотелось сидеть в деревне. Все что можно было мне сделать здесь в сфере производства, я уже сделал. Доказывать что-то кому-то в области идеологии было бессмысленно. Один мой друг предложил мне поработать вместе с ним в Красноярске на строительстве деревянных домов, и я согласился. Кроме заработка меня привлекала возможность познакомиться с Красноярском, в котором я не был более 16 лет и возможность познакомиться с условиями работы в городе.  Так в декабре 2005-го я очутился в Красноярске. Начался новый период моей жизни, жизни вне семьи. Работа было физически тяжелой, но вечера были свободными, было достаточно времени для обдумывания каких-нибудь новых идей, чтения книг, общения с друзьями. Без семьи жилось очень сложно (дома я не бывал почти по месяцу). Но, по крайней мере, я познал этот опыт, кстати, довольно интересный. На горе я встречал немало ребят, семьи которых не поехали за ними и они жили с ними врозь месяцами и годами. Я понял, что ребята должны были быть очень мотивированы, что бы выдержать такую жизнь. Ведь зачастую они расставались с любимыми людьми. Я встречал и тех, которые пожив достаточно продолжительное время на Горе, фактически в монастырских условиях, после этого не могли жить в другом месте. Например, один из таких, мужчина за сорок, женившись, переехал со своей женой в одну из деревень. Через полгода он вернулся на гору обратно, так как не выдержал «мирских» условий жизни.  Другой – мужчина моего возраста, оставил в Питере жену и ребенка. Периодически он приезжал к родным в гости, хорошо с ними общался. Я знаю, что он их любил. Но, тем не менее, он находится со своей женой в фактическом разводе, так как та отказалась ехать за ним в общину. Таких примеров общине - масса. Мне было легче, так как я знал, что наше расставание временно, и рано или поздно мы опять будем вместе. Доработав в Красноярске до апреля 2006 года, я переехал в Новосибирск, сначала без семьи. Снова мы соединились два месяца спустя. Началась совсем другая жизнь…
Назад