Алексей:
Примерно с середины 2001
года стала поступать информация, переданная через контактеров с внеземными
цивилизациями и полученная через интернет о том, что в мае 2003-го года планета
Земля столкнется с кометой. В результате этой катастрофы произойдет сдвиг
земной оси и последующие за этим глобальные изменения на планете. На фоне этих
слухов, Виссарион предложил поиграть в так называемую игру
«Зарница». В рамках этой игры на Горе проходило много семинаров, на которых
моделировались различные сценарии выживания в условиях катаклизмов. Виссарион
предложил жителям дальних деревень Каратузского и Курагинского районов
переселиться поближе к деревням зоны, примерно на расстояние одного – двух дней
конного пути от поселения на горе Сухой. Очень многие люди, в результате этого,
бросили или продали за бесценок свои дома.
Было предложено немедленно начинать внедрять технологии, использующие
альтернативные источники энергии. Огромные деньги были потрачены на
приобретение щелочных аккумуляторов и солнечных батарей. Сам Виссарион на
вопросы о комете прямо не отвечал, но из контекста его ответов на другие
вопросы следовало, что катаклизмы будут. Близкие к нему люди активно
пропагандировали идею столкновения с кометой. На мой прямой вопрос устроителю
церкви С. Казакову: "Будет комета или нет?" тот ответил
"Безусловно!". И начал объяснять мне, какие меры принимаются на этот
случай на Горе. Другой устроитель церкви - В. Ведерников, на круге старост рекомендовал последователям,
выехавшим в города, вернуться в общину не позже марта 2003-го года. Мотивировал
он это тем, что позже просто не будет билетов на поезд, поскольку все будут
рваться сюда, поскольку только здесь
можно будет спастись от катаклизмов. Некоторые последователи из нашей деревни
несколько позже переселились ближе к Горе. Две женщины, не прижившиеся там, в
конце концов, оказались без жилья, поскольку свои дома они продали за бесценок
и быстро растратили эти деньги на многочисленные «нужды».
Параллельно этому, разворачивалась очередная компания за
правильное питание. На семинарах, которые проходили на горе, а также на
Курагинском круге старост распространялась информация, о том, что нужно срочно
переходить на сыроедение, так как при нагревании пищи выше 49 градусов в ней
уничтожаются почти все полезные вещества. Указывалось также, что нельзя
консервировать овощи, нельзя есть соль, сахар и т.д. Честно говоря, с меня было
достаточно одной такой компании, которая уже происходила за семь лет до этого.
Но многие люди здорово напряглись. Многие
давились сырой гречкой, замоченной в холодной воде, и тому подобными
деликатесами.
Иногда доходило до
анекдотов. На одной из общих встреч в Нижних Курятах, Виссарион, касаясь
диетических ограничений, внес свои поправки. Он недвусмысленно выразил свой скепсис
по поводу некоторых диетологических ограничений.
- Сыроедение в Сибири? Ну вы
даете!
-Учитель, а огурцы солить можно?
- Можно.
- А есть?
В зале раздался смех.
Виссарион, с улыбкой:
- а вот есть - ни в коем случае!
Общее веселье по поводу
удачной шутки. Все бы ничего, но в последующие дни я встретил нескольких
тетушек, которые на полном серьезе сокрушались о том, что Виссарион запретил
есть соленые огурцы. С чувством юмора у общинников было тогда, мягко говоря,
напряженно.
Психоз в общине был жуткий.
Люди не знали, за что хвататься, на что тратить свои деньги. То ли создавать
стратегические резервы гречки, то ли оптом закупать солнечные батареи и
аккумуляторы. Один мой знакомый, например, истратил почти все средства от
продажи своей квартиры в Питере на создание собственного энергоцентра. Этот
энергоцентр представлял собой большое количество соединенных между собой
щелочных аккумуляторов и солнечных батарей, и снабжал электроэнергией
мастерскую при доме. Щелочные аккумуляторы стоят значительно дороже кислотных,
но, по сравнению с ними, намного дольше служат. Позже мой знакомый отказался от
своей идеи. Часть оборудования у него сломалась, часть была разворована, часть
осталась в резерве на тот случай, если катаклизмы все-таки когда-нибудь
наступят.
Многие звонили и писали
своим друзьям и знакомым в города. Встревоженные люди приезжали и пытались
что-нибудь сообразить. Им с самым важным видом объяснялось, что все очень
серьезно. Приезжающие из городов люди стремились купить жилье в деревнях,
которые были определены Виссарионом как зоны активности. Цены на жилье в этих
деревнях, и без того высокие, взлетели на космическую для здешних мест высоту.
Весь этот психоз длился до июня 2003 года.
Созидательная активность
людей была парализована. Кат-то я встретил на улице одного своего знакомого,
который незадолго до описываемых событий
вел в сельской школе кружок по шахматам для детей. Я спросил его:
- будешь ли вести занятия
дальше?
- честно говоря, не вижу
смысла.
- ?..
- трудно работать с детьми,
когда знаешь, что через полтора года почти все из них умрут.
Я был шокирован таким
настроем. Понимая, что ничего доказать я не смогу, я попытался убедить его,
зайдя с другой стороны.
- ну знаешь… В конце концов
важно, что будет с их душой. Может быть, для них это все таки нужно ?
Мой собеседник, сказал, что
подумает. …И стал готовиться к переезду из нашей деревни в таежную зону. Его
настроение было довольно типичным.
* * * * *
В общине резко был взят курс
на максимальную обособленность от государства и цивилизации вообще. Было
признано целесообразным развивать только те производства, которые использовали
полностью независимую от внешнего мира технологическую цепочку. Например, если
я делаю мебель из дерева, мне нужно было спилить в лесу дерево, распилить его
на доски ручной маховой пилой, выстрогать эти доски вручную, склеить клеем,
который я сварил сам. После этого можно делать мебель. Отделывать ее нужно
воском, растворенным в скипидаре. Гнать скипидар и собирать воск я, в принципе
был не обязан, но валить бревно, согласно логике зарницы, должен я сам. Если я,
при создании своего производства, не овладел каким либо промежуточным
технологическим звеном, значит производство зависимо от цивилизации и, следовательно, уязвимо в
случае катаклизмов
2003-й год начался очень
напряженно. В мире было неспокойно.
Американцы готовились к войне с Ираком. На этом фоне Виссарион обратился к
представителям различных религиозных конфессий и к президенту Путину с
предложением стать посредником в урегулировании конфликта между христианами (в
лице США и стран Европы) и мусульманами (в лице стран Ближнего Востока). Я не
знаю, прочитал ли Путин это письмо, скорее всего - нет, но в общине это событие
оживленно обсуждалось. Как же – наконец-то Виссарион становится фигурой
мирового масштаба!
В мае этого года комета не прилетела.
Виссарион объяснил, что он позволил этому всему быть (слухам, страхам) потому,
что хотел, чтобы мы сами себя увидели. "Вы чему верите? Истине или слухам?
Я вам ничего не говорил!"
Мне
было интересно посмотреть, как будут на это реагировать люди в общине. Они
отреагировали спокойно, без особого разочарования. Мол, не прилетела и хорошо.
К тому же Виссарион заблаговременно приготовил новую пугалку - о микрочипах,
которые будут вживляться в руку человека. В этих микрочипах будет заложена вся информация о человеке – его паспортные
данные, водительские права, личный счет в банке и т. д. Отпадет необходимость
хождения наличных денег. Это выглядит очень удобно. Сначала микрочипы будут
вживляться добровольно, затем принудительно. Поскольку будет отменено хождение
наличных денег, то человек без микрочипа в ладони будет лишен возможности
что-либо купить в магазине. И, следовательно, будет обречен на голодную смерть.
При этом появится возможность достаточно легко управлять человеком через этот
микрочип. Человек, фактически превратится в зомби. Поэтому очень важно
активизировать усилия по созданию собственных производств и переход на
безденежные отношения.
Касаясь
темы зарницы, я хотел бы отметить, что в Повествовании от Вадима, в котором
новоявленный апостол фиксирует любые мало-мальски важные в общине события, вы
почти не найдете упоминаний об этой «игре». И вообще, этим годам – 2002-му и
2003-му в его повествовании уделено подозрительно мало внимания. Буквально по
нескольку глав. Словно в общине в это время было скучно и размеренно.
Переселялись целые деревни, рушились семьи, сотни и тысячи встревоженных
последователей в городах, община в течение двух лет напоминала собой
растревоженный улей. А в Повествовании – ничего, ноль. Не было зарницы, и все
тут! В общем, методы освещения событий в
изложении Вадима являются, мягко говоря, не очень объективными…
***
Интересно
проанализировать свои собственные ощущения тех времен. Верил ли я в комету?
Поначалу меня весьма смутило то, что информация подается столь официально. Я
видел то, что Виссарион, стремясь избежать ошибки десятилетней давности,
старается уйти от утвердительных высказываний. Видел я и то, как он использует
энергию страха, при помощи которой он пытается управлять людьми. По большому
счету он просто старался действовать как можно прагматичнее. По мере развития
ситуации во мне все больше рос скепсис относительно идеи новых катаклизмов.
Страха не было точно, было скорее любопытство, желание узнать, а чем все это в
конце концов кончится. В начале 2003-го года я уже «вычислил», что ничего
особенного не будет. К тому же тему
микрочипов, пришедшую на смену идее кометы, Виссарион стал аккуратно внедрять в
сознание общинников уже в апреле того года. То есть я уже вполне ясно видел его
действия, направленные на манипулирование общественным сознанием. Повлияло ли
это видение на мое восприятие его как учителя? Был ли я в то время еще его
последователем? Как происходила моя внутренняя трансформация?
Формально, того
понимания, которым я овладел к 2003-му году нормальному человеку, изначально не
являющемуся последователем, было бы
достаточно, чтобы классифицировать общину как тоталитарную секту. Повторяю,
того моего видения было бы с лихвой для этого достаточно. Но я могу точно сказать,
что в то время я еще был последователем его учения. При всем моем скепсисе по
поводу того «дурдома», который я у себя имел. Почему?
Наверное, дело в
инерции человеческого сознания. Раз выстроившись в сознании, картина
мироустройства старается себя сохранить, сознание всеми правдами и неправдами
старается обезопаситься от новых потрясений. Любая подобного рода революция –
штука крайне болезненная, тут и до поехавшей крыши – недалеко. Вот и цепляется
человек за привычные образы. В этом еще одна причина того, что попав однажды в
секту, человек затем с таким трудом оттуда выбирается. Так и я. С одной стороны
скепсис и несогласие с позицией Виссариона, с другой – по-прежнему его
авторитет был для меня непререкаем. Сложившийся мир представлений уже привычен,
находиться в нем – более-менее уютно. А что там, за его гранью? Объем
противоречий, которые накопились к тому времени в моем сознании, еще не достиг
критической величины. И даже после того, как Виссарион на моих глазах с
ловкостью фокусника поменял одну несостоявшуюся пугалку другой – это не вызвало
во мне злости. Скорее было некоторое
беспокойство за то, как переживут это потрясение люди. Люди пережили
спокойно. Верить Виссариону они не перестали…
Во время туристического похода с
мальчишками
* * *
Огонь священный
Каждый
год, перед праздником Рождества и Пасхи в общине происходит таинство возжигания
огня священного. Достойнейшие мужи из деревень, в коих образованы семьи единые,
собираются на горе Сухая, дабы слившись сердцами с Учителем своим любимым,
принять из рук его огонь таинства великого. Огонь сей священный, мужи сии несут
далее в свои деревни, где под оком бдительным других мужей достойных, огонь
хранится до времени праздничного. В час, назначенный, во всех деревнях общины
от огня сего возжигаются костры праздничные и тепло костров сих, как и тепло
сердец чад малых Отца Великого, разносится по Земле-матушке, согревая ее и
очищая от наносов вредоносных…
Однажды
в этом мероприятии удалось поучаствовать мне. Как правило, эта почетная участь
обходила меня стороной, так как я никогда не входил в единую семью, а поэтому,
не входил и в круг мужей сих достойнейших. Но однажды, то ли мужей более
достойных не оказалось, то ли еще что-то сыграло свою роль, но собрание
последователей деревни доверило право доставить праздничный огонь мне. Честно
говоря, для меня это была большая честь.
Раннее
январское утро. Мы едем в Черемшанку на УАЗике Сергея Верхнекужебарского. Мы -
это семь человек из отдаленных деревень Каратузского района. Дорога длинная и
утомительная. К обеду добираемся до Черемшанки. Перерыв, и новый марш-бросок до
Табратского болота. Надо сказать, что зимнее путешествие на Гору через
Табратское болото – гораздо более комфортная штука, чем летнее путешествие.
Дорога идет почти до самой Сухой без набора высоты. Морозный воздух наполняет
тело бодростью, зимний вечер наполнен миллионами разноцветных снежинок,
сверкающих в лучах заходящего солнца, вокруг – места удивительной красоты. Еще
бы вот рюкзак не был бы таким тяжелым… Но в тот раз нем повезло больше чем,
обычно. УАЗик довез нас почти до самого города, пешего пути оставалось не более
получаса.
Вечером мы уже в палаточном городке.
Постепенно собираются огненосцы из других деревень. Всего нас собралось человек
тридцать.
Я
любил бывать на Горе. Наверное потому, что бывал я на ней редко, каждый раз я испытывал
ощущение какой-то новизны. Много встреч со старыми знакомыми, много новых знакомств.
Зачастую, для того, что бы встретить знакомого, живущего в деревне по
соседству, нужно было проделать путь до Горы длиной около
На
Горе очень часто проходят различные семинары. По миропониманию, по педагогике,
по подготовке к приходу катаклизмов, по физкультуре и т.д. Или например, всякий
желающий может встретиться скажем с Володей Ведерниковым и задать ему свои
вопросы. Чтобы время между семинарскими занятиями не проходило зря, и
чтобы поднявшимся не было скучно, они участвуют
в общих работах на Горе. Работ всегда много - трелевка бревен, строительство
домов, уборка территории, заготовка дров. Тайга штука суровая. Хочешь жить –
умей выживать. Само собой разумеется, эти самые навыки должны пригодятся
прибывшим в ближайшем будущем, во время
катаклизмов. Не было сделано исключения и для нас - огненосцев. Правда, ввиду
особой важности миссии, время труда на Горе было сокращено для нас до трех
дней.
Жили
мы как обычно – в палаточном городке. Палаточный городок представлял собой
несколько больших палаток, расположенных по кругу вокруг костровища. Пища
готовилась в отдельной палатке. Для женщин работа на кухне палаточного городка
– адское занятие. Непрерывная готовка, мойка посуды, уборка. И так – день за
днем. Для того чтобы готовить дрова и приносить воду, из протекающего метров за
сто отсюда ручья каждый день дежурят двое – трое мужчин. Большинство прибывших
мужчин живут в большой палатке, там их располагается до сорока – пятидесяти
человек, спят на двухэтажных нарах. Со временем электричество от аккумуляторной
батареи провели и сюда и в соседние палатки, в которых живут пришедшие на труд
женщины и мужчины, которые не смогли разместиться вместе с основной массой. Еще
в палаточном городке стоят несколько палаток, в которых живут
постоянно-помогающие. Их жилые условия несколько комфортнее, чем у временно
пришедших, они имеют свой собственный уголок, полку для книг и даже некое
подобие шкафчика. Но жить в таких условиях годами – задача для очень крепких
духом последователей.
Вечер
среды накануне подъема на храмовую вершину. Собрание в большой мужской палатке
палаточного городка. К нам пришел священник Андрей для того, что бы ответить на
наши вопросы, если они есть, и вдохновить нас на достойное выполнение
порученной миссии. Собрание течет довольно вяло, вопросы все вокруг да около.
Наконец один из братьев не выдерживает и спрашивает:
-
Андрей, а может ли огненосцем быть не член единой семьи?
-
как не член, почему не член?
-
ну, понимаешь…, в нашей деревне единой семьи нет, и общее собрание
последователей деревни выбрало меня, что бы я принес огонь.
-
но ведь деревни, в которых нет единых семей, не приходят за огнем!
-
ну, понимаешь…, Учитель сказал, что в нашей деревне единая семья условно есть.
Андрей
явно поставлен в тупик, он не знает что ответить. Тут в разговор вступаю я.
-
Андрей, а если единая семья в деревне есть, и она послала меня, хотя я не
являюсь ее членом?
-
Ну, ты хотя бы помогающий?
-
Помогающий.
-
И сколько тут таких?
-
Я, я, я…- отозвались еще несколько человек.
Андрей явно не знает, что сказать.
Разговор не вписывается в привычный ему
сценарий.
-
А почему в твоей деревне нет единой семьи?
-
не тянем по некоторым пунктам. Деревня отдаленная, народ у нас в основном
бедный. Дорога до Горы дорогая. Регулярно подниматься на Гору на труд не
получается.
Тут
я снова не выдержал.
-
Понимаешь Андрей, хорошо вам тут на Горе рассуждать. К вам каждую неделю на
труд поднимаются. К вам десятина поступает. А у нас наоборот. Это мы должны на
труд подниматься. Это мы десятину платим. А еще надо детей кормить. А еще у нас
живут в основном одинокие женщины без средств, которым помогать нужно.
Андрей
окончательно растерялся. Видно было, что он даже не понимает о чем идет речь.
Как нет семьи, если Учитель сказал, что тот, кто не в семье, тот предатель? Он
морщил от напряжения лоб, пытаясь что-нибудь сообразить. Наконец его лицо
озарила улыбка.
-
Братья! Я спрошу у Учителя, как нам быть. Я думаю, что все будет в порядке, и
Учитель позволит вам получить огонь!
Андрей
удалился.
Ночь
перед возжиганием огня прошла беспокойно. Все встали очень рано, задолго до
рассвета. Надели праздничные одежды. (У меня это была белая накидка, которую я
надел поверх своего черного пуховика). Каждый проверил свой фонарь, свечи.
Понимая, что на спуске будет очень скользко, я приготовил себе посох сказочный
– более-менее гладко оструганный черенок, который я снял с лопаты в палаточном
городке.
Из
палаточного городка вышли когда утренний сумерек только-только стал пробиваться
через ночную мглу. Сбор в центре поселения.
Круг вокруг крылатой скульптуры. Наконец процессия направляется наверх. Впереди
- хор псалмопевцев, сзади - все желающие, посредине – мы - тридцать мужей,
одетых в белые одежды. Впереди всех идут священники – Сергей и Андрей. По пути
к Небесной обители четырнадцать остановок. Каждый раз поется какой-нибудь
псалом. Процессия движется медленно и торжественно.
Вот
уже совсем рассвело. Дорога серпантином поднимается все выше и выше. Снег слегка
похрустывает под ногами. Вокруг заснеженные пихты и ели, сказочно красивые в
своем зимнем убранстве. Вдруг открывается вид на Табратские болота, на соседние
сопки. Пейзаж сказочный. Белый-белый снег – сколько хватает взгляда, бледно
голубое январское небо, янтарное солнце, пробивающееся сквозь утреннюю дымку…
В
Небесной Обители долгая остановка. Священник Сергей удаляется в дом Виссариона,
где должно произойти чудесное возгорание священного огня. Священника нет минут
сорок. Стоим и поем псалмы, что бы не замерзнуть. Наконец появился священник с
горящей свечой в фонаре, и процессия трогается
дальше.
И
вот, наконец, храмовая вершина. Тридцать мужей преклонив колени, образовывают
полукруг около звонницы. Священник обращается с молитвой к Отцу. Затем следуют
слова клятвы, которые каждый из собравшихся произносит вслед за священником.
Каждое слово клятвы эхом отдается в моем сердце. Ее слова просты и суровы, и
величественны. Вот клятва произнесена. В наступившей тишине каждый подходит к
священнику со свечей и зажигает ее. Торжественность момента достигает апогея.
Все. Колонна отправляется в обратный путь.
В
этот момент я вдруг ощутил свое единство с каждым из окружающих меня огненосцев. Мы стали как единое целое, как
будто попали внутрь единой энергетической капсулы. Так наверно ощущали себя
гоплиты македонской фаланги, перед сражением при Гавгамелах, или легионеры
Лукулла, сражавшиеся против войска армянского царя Тиграна. Наверное, каждый из
нас ощущал что-то подобное в эти минуты. Кто сказал, что мы зомби? Кто сказал,
что мы рабы милиционера Торопа? Пусть говорят. Слепцы! На самом деле мы -
посланники света. Отец возложил на нас миссию, важнее которой, пожалуй, сейчас
и нет ничего на Земле. Мы понесем священный огонь вниз, в наши деревни, в мир.
И пусть люди ничего не увидят сейчас, но мы то знаем, мы зрим сердцем своим,
как радуется Земля, как она благодарна нам за то благо, которое мы в себе несем…
Спускались
мы намного быстрее, чем поднимались. Мой посох волшебный не раз помогал на
спуске мне и моим товарищам. Братья по достоинству оценили мою прозорливость. К
тому же у меня были свободные руки, так как фонарь с огнем я привязал к своей
груди. Добираемся до центра города, где творим священный круг. Вот возвращение
в палаточный городок. Настроение радостно-приподнятое. Впереди долгий обратный
путь домой. Водрузив посох сказочный обратно в лопату, и плотно пообедав,
вместе со своими товарищами бодро шагаю обратно. Внизу нас ждет та же самая
машина, которая подъехать почти до самого города. Так что дорога до машины
трудной не показалось. В машине нас набилось как сельди в бочке, да и вещей
посторонних полно. Никого это, конечно, не смущает. Лучше плохо ехать, чем
хорошо идти.
Согласно
полученной инструкции, огненосцы во время своего пути должны прибывать в
молитвенном состоянии. Для этого рекомендовано непрерывно сливаться с Учителем,
на худой конец петь псалмы или просто молчать. Но петь псалмы надоело, молчать
все время тоже скучно. Да к тому же в нашей компании затесался староста
Каратуза Володя, который был тот еще балагур. У его смешные истории не сходят с
языка. Мой сосед недовольно ерзает, наконец, не выдержав, делает замечание. Все
замолкают… Минут на десять. Потом досужие разговоры вспыхивают с новой силой.
Вдруг
ни с того ни с сего, на полном ходу, у машины гаснет свет фар. Какое-то время
все погружено в ночной мрак…
…Нам
просто повезло, что кювет оказался не очень глубокий. Машина съехала на обочину
и не перевернулась. Если бы фары погасли метров на триста позже, когда
начинался опасный участок дороги над берегом реки Казыр, машина запросто могла
бы рухнуть в реку. А так мы отделались только легким испугом. Правда,
выбирались мы из кювета долго - минут сорок. За это время страсть к разговорам
у всех прошла. Остаток пути мы преодолели в молчании и в молитвенном состоянии.
В деревне меня уже ждали…
Елена:
Где-то
в 2001-м году до меня докатились слухи об очередной пугалке, модной среди
последователей. Комета! – и тетушки обреченно смотрели на всех окружающих. Меня
это уже смешило.
Я
продолжала работать с детьми и подростками и как-то ко мне пришли девчонки –
дети последователей с просьбой подготовить их к слету молодежи. Мы долго решали, как нам построить
выступление, и тогда я предложила им просто процитировать самое смешное и
нелепое, что говорят тетушки в их окружении. Подростки уже все понимали, им не
нравилась отстраненность матерей от
проблем своих детей, и перлы посыпались как из рога изобилия. Мы на
основе этих перлов и написали сценарий. Ржали до слез. Раскидали по ролям,
начали репетировать. Иногда репетировали у нас дома, во времянке. Прошло дня три, как однажды, ко времени
начала очередной репетиции, ко мне является дама, с которой меня вообще ничего
не связывало никогда. Она не имела своих детей, и ее визит, а тем более просьба
посидеть у нас на репетиции, меня удивили изрядно. Я съязвила:
-
А-а-а, вот и духовная цензура пожаловала…
-
Ну, зачем так сразу – цензура?
-
А как иначе можно назвать ваш визит?
-
Я просто хотела посмотреть вашу репетицию.
-
А с чего бы это возникло такое желание?
-
Ну так, просто…
-
Я не люблю показывать черновики. Будет концерт
- приходите.
-
Нет, можно я останусь.
-
Нельзя. Я не люблю лишних людей на репетиции.
-
Понимаешь, Лена, мы платим за поездку детей свои деньги, и мы должны знать, что
они повезут.
-
Так все-таки это – цензура? – мне уже было весело.
-
Нет, но я хочу посмотреть.
-
А я не хочу, чтобы вы смотрели, и девочки – не хотят. Если вы хотите посмотреть
их репетиции, то, пожалуйста, не у меня дома, и не под моим руководством.
Короче
– я ее выперла. Потом ко мне пришел староста деревни, и мы с ним разругались в
хлам. Я не хотела ни при каких условиях отчитываться перед частными лицами.
Чего никак не могли усвоить эти старосты и тетушки, так это того, что для меня
они – частные лица, приходящие в частный дом без приглашения. И я уже просто
глумилась над ними, когда они пыжились и учили меня жить.
История
эта закончилась как всегда – денег детям не дали, хотя в выступлении ничего
крамольного не нашли. Просто денег не оказалось в нужном количестве. Да и
откуда им взяться, если никто не работал? Девчонки сами, кто смог, нашли
средства и съездили на эту тусовку детей верующих. Они отыграли наш сценарий и
приехали назад довольные.
Где-то
в этот период актуальными стали проблемы с детьми. И последователи пыжились хоть как-то их
решить. Решали они эти проблемы сообща, мало думая, много говоря, и меньше
всего спрашивая детей, чего они хотят. Общинники договорились до того, что
назначили папу и маму деревни. То есть, назначили тетьку и дядьку, которые
должны были от имени единой семьи решать проблемы детей. Причем - всех. И моих
тоже. Я-то их быстро послала. Но в школе они умудрились отмочить незабываемый
перл. Приходит «мама» деревни к директору школы и начинает требовать, чтобы ее
пускали на все занятия, во все классы, где обучаются дети последователей. Директор
школы задает совершенно закономерный вопрос:
-
А вы собственно, кто будете?
-
Я – мама деревни. – твердо заявила тетушка. (Кстати, ее дети даже не приезжали
в эту деревню. И, тем более, не обучались в этой школе)
-
?! …Ма-ма? Кого? – де-рев-ни? - ??? J
-
Да, я – мама деревни.
Я
уж и не знаю, что могло при этих словах прийти в голову директору. Я отдаю
должное выдержке педагога, который не рассмеялся полоумной тетушке в лицо, а
продолжил терпеливую, корректную беседу:
-
А ваши дети в этой школе обучаются?
-
Нет. Но какое это имеет значение?
-
Самое непосредственное. Мы не препятствуем присутствию на занятиях родителей детей, поскольку они
являются законными представителями и защитниками их прав. Вы же – частное лицо,
ваше присутствие в школе, на занятиях – нонсенс. Мы даже не имеем права
допускать вас на занятия.
-
Но я представитель. Меня выбрало собрание верующих.
-
Чей вы представитель? У вас есть хоть какой-то документ?...
Короче,
ушла тетушка, так и не попав на занятия.
А
истерия с кометой продолжалась. Для части последователей она уже выглядела
фарсом, поскольку пуганные были. Другая часть, приехавшая гораздо позже, верила
в эти слухи оголтело. А меня в то время занимал вопрос: вот эта, первая часть,
которая понимает, что комета – фикция, почему она во все остальное верит?